— Дорогой, сколько у нас денег? — Каждое утро Денис Иванович Булочкин слышал этот вопрос Риты. И каждое утро он недовольно морщился, понимая, почему она спрашивает. Его картины продавались все хуже и хуже. В конце восьмидесятых, когда начался бум для художников-постмодернистов, он начал штамповать свои полотна, полагая, что спрос будет расти и расти.
Несколько лет все было нормально. В середине девяностых картины продавались уже по несколько тысяч долларов, и он чувствовал себя вполне обеспеченным человеком. Но после августа девяносто восьмого все рухнуло. Покупатели отказывались брать уже заказанные произведения, художественные галереи расторгали договора, а цены на краски росли неудержимо. Ему пришлось продать свою мастерскую потом сменить квартиру, находившуюся на Осенней улице, и переехать в этот стандартный девятиэтажный дом. Однако на этом испытания Дениса Ивановича не закончились. Вернее сказать, только начались.
Ему пришлось брать халтуру, выполнять дипломные работы некоторых бездарных выпускников художественных училищ. Пришлось соглашаться малевать работы нуворишей, которые выставлялись затем на их банкетах и юбилеях. В общем, он соглашался на любую работу, даже помогал театральным художникам в небольших областных театрах разрисовывать задники и готовить декорации.
Но денег становилось все меньше и меньше. Он чувствовал, как силы покидают его. Иногда, усаживаясь за полотно, он представлял себе, что именно собирается написать. Но вместо задуманного появлялась лишь очередная халтура. Он стал уничтожать свои полотна. Глядя на то, что получалось, он понимал, что это не просто снижение уровня. Это было вообще за гранью искусства. Сказывалась халтурная работа в течение последних нескольких лет. Профессионал обязан работать на своем профессиональном уровне. Всегда и везде. Если он не работает или работает вполсилы, то перестает быть профессионалом.
В середине прошлого года он наконец получил небольшой заказ от монастыря, который попытался выполнить в строго реалистическом стиле. И хотя заказчики остались довольны его работой и хорошо заплатили, сам Булочкин знал, насколько халтурно все, что он сделал. Сделано все было без души, словно маляром, которого пригласили обвести контуры заранее нарисованных рисунков. Это было обидно и больно. Он начал чувствовать, что теряет нужный настрой. Тот самый кураж, который так важен для творчества. То самое чувство прекрасного, которое живет в душе каждого художника. И которое побуждает вновь и вновь стремиться к недостижимому идеалу. Чтобы увидеть разницу и отличить его прежние работы от нынешних, не нужно было иметь специального образования. Достаточно было иметь глаза и немного вкуса.
Но вскоре кончились и эти деньги. За неимением мастерской он в своей трехкомнатной квартире одновременно писал картины и жил, отчего постоянно случались скандалы. В квартире пахло красками, от которой у Риты развивалась аллергия. А из-за нехватки денег она особенно нервничала. Они жили с Ритой уже восемь лет и успели надоесть друг другу. Но на расставание и тем более на развод ни у него, ни у нее не было ни денег, ни сил, ни возможностей. Пришлось бы снова делить квартиру, а это было практически единственное, что у них оставалось. Рита была раньше театральным критиком, но, решив переехать к Денису Ивановичу, она бросила своего второго мужа и заодно и свою прежнюю работу. За восемь лет она не написала ни одной статьи, ни одной рецензии, и, когда ее недавно попросили написать статью, она промучилась всю ночь, но не смогла сочинить ничего путного.
Так они и жили в одной квартире, не очень довольные друг другом, уже немолодые и, по существу, чужие друг другу люди. К Рите иногда приезжала ее дочь от первого брака. Девочке было уже четырнадцать лет, и она жила у бабушки. Девочка становилась свидетелями их постоянных скандалов. Денис Иванович уходил рисовать к себе в кабинет, и запах красок распространялся по всему дому, вызывая очередные крики и проклятия Риты. Пока он еще немного зарабатывал, все было нормально, но, когда в доме не хватало денег, она уже не хотела мириться с этим постоянным запахом, казалось, въевшимся в мебель и даже в стены.
Чтобы как-то перебиться, он даже продал свою старую машину и теперь ездил на метро. Его девятая модель «Жигулей» асфальтового цвета десять лет назад была мечтой всех автолюбителей, а теперь вызывала смех на базаре. Ему пришлось согласиться на жалкие гроши, которые ему заплатили за его любимицу. Денег хватило ровно на полтора месяца, сказались слишком большие долги.
А потом все началось заново. Приходилось занимать деньги у знакомых, перебиваться случайными заработками, выслушивать бесконечные упреки Риты. Он чувствовал, что теряет интерес к жизни, становится раздражительным и мнительным. Никогда раньше он не позволял себе выходить из дома небритым, а сейчас научился бриться раз в несколько дней, чтобы экономить на лезвиях.
Он даже старался подешевле купить сыр или колбасу. В некоторых районах на окраине города можно было очень дешево приобрести овощи, и он вставал затемно, чтобы прокатиться в метро и успеть отовариться до наступления рабочего дня, когда у магазинов вырастали очереди из вечно ворчливых старушек. Как только он появлялся в очереди, за его спиной постоянно раздавались крики недовольных старушек, громко негодующих, что такой молодой здоровый человек в хорошей светло-коричневой дубленке занимает место в очереди за дешевыми продуктами.
Дубленка оставалась от прежней жизни и была совсем не новой. А выглядела хорошо только потому, что он старался не ходить в ней под снегом и дождем. И иногда тайно подкрашивал некоторые места, придавая дубленке почти новый вид. Плащ у него к этому времени совсем прохудился, и он вынужден был носить короткую куртку, которую купил в девяностом году, когда был в туристической поездке в Голландии. Куртка была ему уже мала, но он стоически надевал ее каждый раз, когда нужно было выйти из дома осенью и весной. Примерно с конца сентября и по конец марта он носил в Москве дубленку и выглядел совсем неплохо.